– Я не очень хочу пить касторку, честно говоря, меня Стас заставляет, – призналась Женя, хлебнула вина и тут же оглянулась, будто муж мог внезапно появиться за ее спиной.
– Женечка, касторка – это своего рода карательная медицина. Если нянечке не хотелось делать клизму, нам просто давали выпить на ночь касторовое масло. И поверьте, вам не только туалетная бумага понадобится, но и ведерко. Меня рвало. Как сейчас помню. Лучше рыбий жир выпить, чем касторку, – ласково сказала Светлана Михайловна.
– Я никогда не пила рыбий жир. Только в таблетках. – Женя совсем расстроилась.
– Вот и пользуйтесь достижениями современной медицины! Зачем себя так мучить! Пейте вино, смейтесь, ешьте! Вот мне уже мясо нельзя, из-за зубного протеза не могу прожевать. Так и то пытаюсь! А вы молодая, вам все можно! Зачем же себя так истязать?
– Стас говорит, что мне это пойдет на пользу, – прошептала Женя и одним глотком допила вино. Степан ей тут же подлил. – Он сказал, что все зависит от того, сколько во мне шлаков. Если много, то часто буду бегать, а если мало, один раз – и всё.
– Если он пошел за дополнительной упаковкой туалетной бумаги, то уверен, что ты зашлакована по самую макушку, – хохотнула Вика. – А ты всегда слушаешь, что тебе муж говорит?
– Ну да. Он же лучше знает. Про касторку…
– Ну и дура. Я вот тоже слушала. Теперь нет, – пожала плечами Вика. – Некого больше.
– Викуль, твою историю оставим на завтра. Сегодня у нас на повестке дня касторка! – рассмеялась Даша. – Надо переубедить Женю. Степ, может, ты Стаса напоишь?
– Не, бесполезно. Я предлагал, отказывается наотрез. Может, вам протечку в туалете устроить? Или замок сломать? – предложил Степан.
– Тогда он просто отложит до завтра, – ответила Женя.
– Зачем же он тогда с тобой живет, раз ему не нравится, как ты выглядишь? – спросила Вика.
– Не знаю.
– А ты с ним зачем живешь? – не отставала Вика.
– А с кем мне жить? У меня больше никого нет. Только он и Катюша, – испуганно ответила Женя. – Ну он знает, что мне йога не очень нравится. Я ему говорила. Я ведь честно пыталась заниматься. Не могу. Не мое это. Там же своя философия, а я ее не понимаю. Ну не верю в это все – перерождение, карму. Стас еще вегетарианством увлекся, а я не могу без мяса, мне прямо нехорошо становится, голова кружится. Стас говорит, что я привыкну, а я не могу. Котлеты Катюше жарю, разве не попробую? Или курочку. Я очень люблю жареную курицу, с корочкой подгорелой. Вот до одури. Мясо могу не съесть, а кожу сдираю. А Стас теперь сам себе готовит. Еще я на лыжах люблю ходить. На беговых. В детстве с папой ходила в парке. На физре всегда первой приходила. Физрук удивлялся, я ведь всегда была толстой, а бегала быстрее всех. А Стас лыжи не понимает. Мне очень хорошо на лыжах в лесу. На горных я пробовала, мне тоже понравилось. В лесу так хорошо бывает, особенно когда морозец. Когда лыжня мерзлая и никого нет вокруг, потому что слишком холодно. Стас говорит, что я не мерзну, потому что у меня жир, а он мерзнет, потому что худой. Но у всех же свои предпочтения, интересы и пристрастия. Это ведь нормально?
– Ну если ты считаешь нормальным, что кто-то решает, толстая ты или худая, пить тебе или не пить, что есть и когда есть, то да, отличная семейная жизнь, – язвительно, даже зло заметила Вика.
– Я думала, что один вечер переживу. – Женя уже чуть не плакала.
– Ага. Сходишь в туалет, причем по графику, ни минутой раньше, ни минутой позже, потому что муж так решил. И йогой займешься, чтобы мужу угодить. Господи, почему мы такие идиотки? Мужик возит в чемодане касторку. И мы считаем это нормальным! – Вика дернула рукой и уронила бокал. Даша откуда-то вытащила салфетки и быстро вытерла со стола.
– Викуль, успокойся, – сказала Даша.
– Не могу. – Вика подставила бокал, чтобы Степан налил еще.
– Он два коврика для йоги привез. – Женя дождалась, когда Степан нальет всем вина, и сделала щедрый глоток. – А дети уже поели? Там ничего не осталось? Я, когда нервничаю, всегда есть хочу. Стас сказал, что перед очищением лучше не ужинать. А у меня в животе урчит. Есть хочу, умираю. Еще и опьянею на голодный желудок.
– Сейчас. – Даша собрала недоеденные макароны и арбуз и переставила всё на взрослый стол.
Женя тут же накинулась на тарелку.
– Вик, ты такая красивая. Тебе все можно – и есть, и пить. И наряды у тебя – с ума сойти. Моя Катюша от тебя взгляд не может отвести. Только и говорит, какая тетя Вика красивая. А я даже платье вечернее не взяла и туфли на каблуках летние, новые, в последний момент выложила из чемодана. – Женя чуть не плакала.
– Зато у твоего мужа два коврика для себя, любимого. Один поплотнее, другой – потоньше, для разных поверхностей, – ответила Вика.
– Да, а как ты догадалась? – удивилась Женя.
– Божечки-кошечки, как ты говоришь. У тебя муж – маньяк! И больной на всю голову!
– Так, Викуле больше не наливать, – рассмеялся Степан, – а то мы все сейчас расстроимся. А нам надо Женю спасать!
К тому моменту, когда вернулся Стас с упаковкой туалетной бумаги на двенадцать рулонов, Степан открывал четвертую бутылку вина. Дети играли в салки. Взрослые доедали за детьми арбуз. Перед Женей стояла самая большая порция пасты-болоньезе. Она была совсем пьяна.
– Мы же договаривались! – закричал, не сдержавшись, Стас. – И ты обещала не есть мясо! Хотя бы две недели!
– Не кричите, пожалуйста. У меня начинается мигрень. – Вика повела голым плечом так, что Стас уставился на это плечо и замолчал. – Кстати, вино от головной боли очень помогает. Или дело в количестве?
– Вика, а ты с утра попробуй. Может, сразу с вина начинать вместо кофе и таблеток! – улыбнулась Даша. Женя сидела как пришибленная, дожевывая макароны с таким видом, с каким дети уминают кусок торта или шоколадку, опасаясь, что сейчас придет мама и отберет лакомство.
– Да, надо будет попробовать, – улыбнулась Вика.
– Викуль, а что это значит? Смотри, мне зять написал, – охнула Светлана Михайловна, показывая сообщение.
– А вот, смотрите, – рассмеялась Вика. – Вы отправили абоненту сообщение «К сожалению, сейчас я не могу ответить» и картинку – жующего попкорн кота. А этот зайчик – аватарка. То есть на месте зайца, вылезающего из шляпы, могла бы быть ваша фотография.
– Он решил, что я сошла с ума. Я ж даже не знаю, куда нажала! Я случайно! Уже семь пропущенных звонков! А я их даже не слышала!
– Потому что мы убрали звук.
– А что, так можно было? Удивительно.
– Теперь я буду повторять фразу: «А что, так можно было?» – рассмеялась Вика.
Марина уснула сразу же, как только добралась до кровати. Ей снился роддом и как она рожает Анюту.
День второй
Марина проснулась рано – еще не было восьми. Она проверила телефон – Гриша так ничего и не написал. Пришло одно сообщение от мамы: «Волнуюсь, сообщи, как устроились». Марина ответила, что все хорошо, просто идеально. Она полежала еще минут пять, раздумывая, написать ли Грише, но не стала. Зачем? Да, нормальная семейная жизнь – муж не спрашивает, как дела у жены с дочкой, а жена не сообщает. Но Гриша всегда был таким. Марина поначалу даже обижалась – неужели ему неинтересно, неужели он даже не волнуется?
– Если бы что-то случилось, ты бы позвонила, – ответил Гриша. – А если не звонишь и не пишешь, значит, все в порядке.
В принципе это было логично. Но Марине так казалось только в начале их семейной жизни. После пяти лет брака она перестала сообщать мужу, даже если что-то происходило. Она вдруг поняла, что должна сама решать проблемы, не зависеть от Гриши, потому что рано или поздно она останется одна с Аней. И никакого мужа рядом не будет. И ей надо быть к этому готовой.
Очень скоро она поняла, что ей не нужна Гришина поддержка – он все равно не помогал, а лишь обвинял Марину в случившемся. Так произошло, когда Анюта съехала с горки и врезалась в мальчика. Губа у нее была рассечена, зуб выбит. Марина тогда позвонила мужу и попросила приехать, забрать их с площадки и отвезти в травмпункт. Гриша сказал, что будет через три часа. В поликлинику их вез папа мальчика, который перепугался больше Марины и Анюты. Слава богу, зашивать ничего не пришлось, зуб – молочный. Папа этого мальчика чуть ли не насильно засунул их в машину и повез в магазин, где купил Ане здоровенную куклу-младенца, о которой та давно мечтала. Аня тут же забыла про губу и зуб и вцепилась в коробку с куклой мертвой хваткой. Потом этот папа звонил, спрашивал, как заживает губа, всё ли в порядке. Он звал на день рождения сына, но Марина вежливо отказалась. Что тогда она думала? Что мужчина оказался порядочным человеком и повел себя так, как должен вести себя настоящий воспитанный отец семейства, хотя его маленький сын был не виноват в случившемся. Что она тогда подумала про Гришу? Что он находился на другом конце города на важных переговорах, которые не мог отменить. То есть папа мальчика должен с ними возиться, а Гриша – нет. И да, Марина научилась справляться сама. Ей было проще решить проблему, чем выслушивать от мужа, как она не права, не так поступила, что-то допустила и позволила. Гриша мастерски научился находить виноватого и вызывать у Марины острое чувство вины. Да, она не была идеальной матерью, но ни разу не обвинила мужа в том, что и он не идеал. Права Вика, тысячу раз права. Почему Марина еще тогда не бросила мужа, который не примчался по первому зову, а спокойно сообщил, что будет через три часа? А когда приехал вечером, спустя не три часа, как обещал, а все шесть, с порога сообщил, что Марина сама виновата в произошедшем, плохо смотрела за Аней.